это лишь подкрепляет утверждение об отличии принципиальной точки зрения Гуссерля по вопросу об eidos'e в сравнении с его концепцией, касающейся реального мира.
С обрисованным характером понимания сущности у Гуссерля связана совершенно определенная идея истины. Эта идея истины появляется в конце первого тома «Логических исследований». Логика там понята особым образом и соотнесена со строго реалистически задуманной теорией истины. Когда через десять лет после получения докторской степени я приезжал к Гуссерлю во Фрайбург, он как-то спросил меня: «Что Вы с Вашими студентами читаете на семинаре?» и я ответил: «Мы занимаемся разными текстами. В числе прочего я с моими студентами проработал первый том «Логических исследований». «Ах, ну зачем Вы это делаете? Ведь все это в конечном счете неверно — вся эта теория истины, вся эта теория предложений как идеальных предметностей! Я давно уже понял, что все это ложно», — примерно так он тогда отреагировал. Но по первому тому «Идей» понять этого нельзя. Очевидно это становится лишь в опубликованной в 1929 году «Трансцендентальной и формальной логике». Слово «идеальная предметность» там хотя и сохраняется, но теперь идеальные предметности «учреждаются» точно так же, как и реальные. Необходимо лишь иное — если сравнить его с операциями, ведущими к реальным предметностям, — многообразие интенциональных переживаний или операций, чтобы «сотворить» так называемые идеальные предметности.
Если в связи с первым томом «Логических исследований» Гуссерлю можно было бы адресовать упрек в том, что там он был «платоником», то в связи с более поздней фазой, т.е. в связи с «Формальной и трансцендентальной логикой», этот упрек становится уже невозможным. Впрочем, я считаю, что и в первой фазе Гуссерль не был платоником, поскольку так называемое учение об идеях Платона, хотя и столь прославленное, фактически является лишь первым началом теории. Это всего лишь различные литературно изложенные рассказы об «идеях», которые, строго говоря, просто несостоятельны. Единственное, что связывает Гуссерля периода «Логических исследований» с Платоном, — это утверждение: существуют две различные области бытия, реальное и идеальное. В первом томе «Идей» идеальное сохраняет автономию своего бытия, в то время как реальный мир, напротив, истолковывается в духе трансцендентального идеализма. В «Формальной и трансцендентальной логике» уже обе области бытия понимаются как конституированные в переживаниях, обе теперь «учреждаются». Таким образом, в первом томе «Идей» идеализм остается ограниченным сферой реальности мира, и никакого «Идеализма» по отношению к идеальности и автономии бытия идеальных предметностей там нет.
Теперь я резюмирую позицию так называемого «трансцендентального идеализма» в ряде утверждений, некоторые из которых кажутся совсем не «идеалистическими» и приобретают такой характер лишь будучи связанными с остальными утверждениями. Почти все эти утверждения уже были здесь упомянуты. Сейчас, таким образом, речь идет о подведении итогов.
Основополагающее разделение — это, естественно, разделение между имманентным и трансцендентным, причем понимаемое в онтическом смысле: трансцендентное есть то, что не является реальной (reell) составной частью переживания. Второй тезис гласит: реально-вещное трансцендентно по отношению к чистому воспринимающему сознанию — трансцендентно, поскольку по своей сущности оно не может быть реальной составной частью переживания. Оба этих тезиса как таковые в основе своей отнюдь не «идеалистичны». Они, скорее, звучат как объективные утверждения о двух областях бытия, которые пока кажутся равным образом реальными, равным образом существующими и по своему бытию равноценными. Для наивной установки — в особенности, для наивной до-философской установки — сфера трансцендентного в плане бытийной автономии имеет даже определенный приоритет, в то время как сознание кажется как бы вторичным, не столь самостоятельным, [как реально-вещное], но тем не менее столь же реальным. Таким образом, существование реального мира, так сказать, «сильнее», а сознание словно слабее, если Вы позволите мне выразиться столь образно. Но затем, говорит Гуссерль, когда мы начинаем анализировать эту ситуацию, все переворачивается: реальный (трансцендентный) мир вторичен, в некотором смысле производен от чистого сознания.
Каковы же те шаги, которые ведут к этой новой концепции, согласно которой изначальное, действительно абсолютное — это сознание, а другое — реальный мир — уже не имеет этого бытийного характера? Здесь он снова начинает с определенных утверждений, которые можно принять без колебаний: реальная вещь и все реальное опытно познается в оттенках, аспектах или явлениях и показывает себя как тождественное в этих явлениях. Сознание, напротив, не показывает нам себя в явлениях, но переживается без явлений, имманентно, в некотором смысле прямо и просто; оно абсолютно присутствует как оно само. Это утверждение о различных способах данности реального и сознания — о различных способах данности или различных способах познания, если угодно. Это, таким образом, теоретико-познавательное утверждение, являющееся результатом анализа процесса восприятия. И в нем, без сомнения, заключено нечто важное. Чистое сознание «не оттенено», реальное же «оттенено», говорит Гуссерль.
И тут начинается очень интересный сдвиг, переход к совсем другому истолкованию, как если бы способ данности и способ бытия были бы одним и тем же. Это происходит у Гуссерля без специального обоснования. Показав, что некий предмет дан или познан по-другому, Гуссерль без дальних слов делает утверждение, что он и существует по-другому. Здесь сразу же встает вопрос, правильно ли это. Ведь первое утверждение носит теоретико-познавательный характер, второе же — онтологический или, лучше сказать, метафизический. Если кто-то чувственно воспринимается, то он существует совершенно по-иному, чем тогда, когда он познается в имманентном опыте. В этом заключается причина того, почему Гуссерль бывал столь шокирован, когда кто-то утверждал, будто реальный мир существует так же, как существует чистое сознание. Почему? Да именно потому, что одно дано в оттенках, а другое воспринимается имманентно, прямо, абсолютно. Различие в способе данности у Гуссерля таким образом связано с различием в способе существования, что констатация первого была, по-видимому, для него главным интуитивно постижимым аргументом в пользу утверждения о втором.
Следующий тезис должен теперь прояснить, в какой мере реальное существует по-иному, чем чистое сознание. Гуссерль говорит примерно следующее: понимаете, ведь внешнее восприятие это все-таки трансцендирующее переживание — это я уже разъяснил152 — оно имеет такую структуру, что из нее не следует с необходимостью бытие воспринятого. Все могло бы протекать так, как оно протекает фактически, и, тем не менее, воспринятое — точнее говоря: реальная вещь, которая воспринимается в данном случае, — могло бы и не существовать. В чем заключается основание этого «могло бы и не существовать»? Оно заключается в том, что восприятие лишь частично, что оно полагает (vermeint) больше того, что в нем дано и может быть дано как вполне исполненное. Оно оставляет в воспринятом пробелы. В воспринятом сохраняются незаполненными области
